Пауки. Какой-то необъяснимый животный ужас меня охватывает при виде круглого туловища и восьми пружинистых ног, двигающихся в быстром и странном ритме, когда паук бежит по только ему одному свойственной траектории, непредсказуемой, но такой узнаваемой.
Достаточно лишь краем глаза уловить это движение, я не успеваю даже повернуть голову, - как меня словно взрывной волной отбрасывает в максимально отдаленный угол комнаты. Каждый раз поражаюсь, каким образом мой мозг сумел определить, что это именно паук, еще до того, как я на него взглянула. На мух и прочих тварей, с тем же успехом способных ползать по стенам и потолкам, подобной реакции никогда не возникает.
Кстати, в отличие от мух и иже с ними, пауки не вызывают у меня ни чувства брезгливости, ни раздражения. Даже наоборот: когда их близость мне не угрожает, я к ним отношусь с большой симпатией и теплотой - практически как к божьим коровкам. Вот такой вот парадокс.
Ребенком при виде паука я истошно ревела: «МАААМА!!! МАААААМА!!! ПАУУУК!!!» - но, как только она прибегала меня спасать, воинственно держа в руке сложенную газету - ни дать, ни взять валькирия - мне сразу становилось очень жалко беспомощное существо, провинившееся лишь тем, что оно имело неосторожность заползти в нашу квартиру, и я, показывая трясущейся рукой на источник моего страха, всхлипывала: «Не убивай его, он хороший!» И хорошего паучка деликатно пересаживали на ту самую газетку, только что едва не ставшую орудием его убийства, и вытряхивали за окно.
Детство осталось позади, а страх по-прежнему со мной. Как у большинства психических расстройств, у него красивое, звучное название. «Арахнофобия».